Дневник войны, глава 282. «Если до вашего дома 20 км фронта, вы будете держаться за эту землю изо всех сил. Лишь бы не потерять»

Глубокая ночь. За стенами убежища снова гремит. Но здесь, под землей, у нас своя атмосфера. Чтобы не грузить себя мыслями о том, что происходит наверху, кто-то из соседей предложил игру: «А давайте расскажем, какие самые нелепые или ужасные факапы были у кого на свадьбе? Кто подрался, кто сбежал, кто с родственниками разругался?»

Мы начали вспоминать истории о пьяном тамаде, порванных платьях и ужасных тостах – весь этот мелкий, драматический хаос, который делал наши прежние, мирные свадьбы «незабываемыми».

Тут в полумраке, из глубины толпы, раздался голос девушки. Она говорила спокойно, без трагизма в голосе.

– Мне утром позвонили из кейтеринга. Сказали, у них прилет. Вся наша свадьба сгорела.

Тишина в убежище стала абсолютной. Сгорело не просто меню, а, как она пояснила, почти все: столы, стулья, посуда, текстиль. Все, что должно было создать праздник, превратилось в пепел из-за российской ракеты.

– Но самое крутое, – продолжила она, – что они все равно все организовали. Они за сутки нашли другую базу, другие столы, другой текстиль. Свадьба состоялась!

Наши прежние «факапы» кажутся смешными, потому что в них всегда был выбор: поругаться или помириться. Сегодня у нас нет выбора, кроме как продолжать жить и создать чудо из пепла, даже если это чудо – всего лишь свадебный стол.

Следующее утро началось с сообщения от подруги из другого города. Обычный, казалось бы, диалог-отчет о том, как пережили ночь после очередного обстрела.

Она писала, что обожает свою кофейню под домом. Они открылись, как всегда, рано, работая в режиме, который должен был бы быть выходным после такой ночи. И на стойке, рядом с горячим кофе, стояла табличка: «Крышек на стаканы нет. Извините за неудобства, но цех по производству крышек сгорел».

Я перечитала это дважды. Сначала ты фиксируешь мелкое неудобство: нет крышки. Ты привыкаешь к тому, что теперь постоянно что-то не так, что-то отсутствует. А затем мозг обрабатывает вторую часть фразы, которая рушит всю конструкцию повседневности: цех сгорел.

Суть нашей жизни сейчас: мы продолжаем требовать от мира кофе, а мир отчитывается, почему он не может дать нам крышку. Кофейня, пережившая ночь обстрелов, не просто открылась – она извиняется за отсутствие пластикового колпачка, потому что где-то далеко, на руинах промышленной зоны, сгорел чей-то бизнес, чьи-то рабочие места, чья-то надежда.

Война может сжечь фабрику, которая производила пластик, но она не может сжечь волю людей, которые продолжают варить кофе и извиняться за то, что их поставщик подвергся ракетному удару.

И пока я жду, что мои батареи в квартире снова станут горячими, меня греет свитер. Особенный и самый теплый в мире свитер с этикеткой, которую я берегу как сокровище: «Зроблено в Харкові під час війни». 

Вижу в сети, как многие в Европе снимают ролики про адвент-календари к Рождеству. В них есть особое очарование: ежедневное ожидание маленького чуда, скрытого за окошком: конфеты, игрушки, косметика, ювелирные украшения.

Мой календарь в Украине выглядит иначе. Мой адвент – график отключений электроэнергии. Я открываю его каждый вечер на сайте энергетической компании, ищу свой адрес и жду, что же приготовили мне на завтрашний день.

В нем нет шоколада, но есть гораздо более ценные «подарки»: три часа стабильного света, которые нужно немедленно использовать для зарядки всех гаджетов, приготовления еды и принятия душа.

Психология этого календаря уникальна. Ты смотришь не на прошлое, а в будущее, где каждый час расписан как на фронте. Чувство тревоги смешивается с внезапной радостью: «О, сегодня нам дали свет на час дольше!». Наш ежедневный лотерейный билет, который решает: сможешь ли ты работать, или придется снова зажигать свечи.

Ирония, конечно, в том, что цель адвент-календаря – подготовить к празднику Рождества, символу надежды и света. Наш график тоже готовит нас к празднику, празднику, в котором горит свет в доме: каждый час, не обозначенный красным цветом.

У меня есть возможность не играть в эту рулетку со светом и обстрелами. Я могу уехать. Не обязательно из страны, просто в более мирный город, где нет этого еженощного напряжения, где фронт – это просто строка в новостях, а не грохот за окном. Но не хочу.

И я не одинока в этом странном, иррациональном выборе. Последние два года я наблюдаю феномен, который не поддается логике успешного общества. Многие мои знакомые, которые десятилетие строили успешные жизни в Киеве, Одессе, Днепре, Львове – с работой, учебой, кругом друзей – вернулись домой, в Кривой Рог.

Они не приехали, потому что «не получилось» там. Получилось, и еще как. Они успешны, мобильны и могут жить в любой точке страны. Но они катаются туда-сюда, тратя часы и нервы, чтобы просто быть здесь.

Нас часто спрашивают об этом, с недоумением, граничащим с осуждением: «Зачем кататься? Зачем сидеть в этих условиях, когда до фронта рукой подать?»

Так вот. Причина кроется не в отсутствии амбиций и не в неспособности построить жизнь на новом месте. Дело в новой ценности реальности, которая превосходит и угрозу атаки шахедов, и комфорт безопасной столицы.

Если до вашего дома 20 километров фронта, и вы не знаете, когда ваш дом станет следующим, вы будете изо всех сил держаться за эту землю. Только бы не потерять ее.